Книга Лекарство от долгой жизни. Серия «Невыдуманные истории на ночь» - Ольга Ракитина

Шумилов вернулся к своей повозке, выпил воды, полил водой разгорячённую голову. Настроение было ниже среднего, он чувствовал себя уставшим и одураченным, к упадку сил добавилась и головная боль, усиливавшаяся с каждой минутой. Полдень в донской степи — настоящая беда для путешественника: солнце печёт плечи, слепит глаза, пот раздражает кожу, хочется снять одежду, но делать этого нельзя ни в коем случае.

На обратном пути в город, сидя в возке, Шумилов ломал голову над тем, что ему пришлось увидеть сегодня. Напрягая всё своё воображение, он пытался понять, чем же именно Мартти Хёвинен занимался. На поиски клада его действия никак не походили: слишком уж мелкие ямы он выкапывал и при этом вовсе не руководствовался какой-то письменной схемой, что было бы логично для человека, ведущего планомерный розыск. На археологические раскопки его действия походили ещё меньше, чем на кладоискательство.

Вероятнее всего, Мартти искал нечто, связанное с его, так сказать, «профессиональной деятельностью» — скажем, какие-то коренья или минералы. Но почему тогда он выбирал те места на холмах, где растительность практически отсутствовала, где не было ни кустов, ни даже травы? Может, знахарь ловил змей или других зверьков, которые живут в норах? Может быть, он использует змеиный яд для приготовления своих зелий? Конечно, это возможно… Да только Шумилов прекрасно знал, как надо ловить змей: палка с развилкой, крепкий мешок, для самой хитрой змеи надо припасти стакан воды, чтобы залить нору. У шведа не было с собою ни палки, ни мешка. Кроме того, степную живность — змей, ящериц, землероек — легче найти вблизи согреваемых солнцем валунов, а Мартти близко не подходил к ним. Нет, он вовсе не ловил змей! Шумилов был твёрдо уверен, что знахарь не заметил, что за ним следят. Но при этом где-то в глубине его подсознания стало зарождаться и неудержимо крепнуть подозрение, что всё сегодняшнее утро Мартти Хёвинен просто-напросто водил его за нос.

Домой Алексей Иванович вернулся совершенно разбитым и притом с чудовищной мигренью. Однако спуску себе не дал: распряг возок, увёл кобылку в конюшню, насыпал в ясли зерна, дал напиться, поговорил с нею немного. Лошадь самое умное животное в доме, с нею совершенно необходимо разговаривать. Тем более что этот день Шумилов немало заставил её пострадать на солнцепёке. Зайдя в сарай с инструментом, Алексей взял лопату и отнёс её в возок. В самом деле, сколько можно разгребать землю руками? Лишь после этого он зашёл в дом, сбросил грязную одежду, умылся и как был, с голым торсом, отправился в летнюю кухню через двор. Там поел холодных вареников с вишней и выпил два стакана домашнего вина. Головная боль как будто бы отступила.

Выйдя в сад, в его дальнем углу, условно называемом пасекой, он отыскал родителей. Несколько лет назад отец увлёкся пчеловодством, купил три пчелиных семьи и ульи для них. Он с удовольствием тратил время на возню с этим хозяйством, не преследуя при этом никакого коммерческого интереса: работа с пчёлами была для него своего рода отдохновением души. Сейчас он с сеткой на лице проверял рамки, а матушка читала ему газеты, расположившись в шезлонге поодаль. При появлении Алексея она прекратила чтение и повернулась к нему:

— Лёшенька, на тебе лица нет, почернел весь! Ты здоров?

— Как индийский слон! — ответил Алексей, присаживаясь подле неё. — Мне завтра утром опять понадобится возок. Я воспользуюсь вашим, вы не возражаете?

Анна Никифоровна только пожала плечами и посмотрела на мужа, дескать, как тот скажет. Иван Васильевич с ответом не поспешил; он аккуратно вставил рамку на место, затем закрыл улей крышкой, отступил от него и только после этого отбросил с лица сетку.

— Я разговаривал с Мишей, — коротко уронил он вместо ответа. Фразу следовало понимать так, что он пообщался со своим братом Михаилом Васильевичем.

Алексей догадался, о чём пойдёт разговор, но ничего не сказал, предоставляя отцу возможность высказаться самостоятельно.

— Миша рассказал мне о том, что ты с ним встречался и решал какие-то там вопросы, — продолжил после паузы Иван Васильевич. — Произошло нечто, о чём мы не знаем?

— Можно сказать, да, — кивнул Алексей. — Как вы помните, Серёжа предложил мне организовать сделку по покупке земли местной богачкой, госпожой Максименко. Когда я занялся этим вопросом, у меня возникли подозрения, что меня желают использовать «втёмную». Другими словами, с помощью моих услуг госпожа Максименко желала бы обмануть третье лицо. Я счёл сие недопустимым.

— И что же? — спросил отец.

— Я предпринял некоторые шаги, чтобы мошенничество не состоялось.

— Лёшенька, может тебе отойти от этого дела? — предложила мать. — Не мешайся в него. Ну, их, миллионщиков этих. У них ни ума, ни совести! Не тягайся с ними. И нам спокойнее будет.

— Брательник-то, старший, хорош! — буркнул Иван Васильевич. — Втравил, значит, Лёшку, а сам в Тулу усвистал. Ай, молоде-е-ец! Я ему письмецо-то отпишу! Ишь, хитрован какой!

— Знаешь, мама, я так тебе скажу, — заговорил Алексей. — Ты любишь мои рассказы слушать про то, как я в Питере то одного мошенника разоблачу, то другого поймаю. Но я ведь объявлений в газеты не даю и никого к себе не зазываю. Люди сами ко мне идут со своими рассказами и просьбой помочь. Я так понимаю, что у Бога на мой счёт есть какой-то план.

— Какой такой план? — не поняла матушка.

— Раз вокруг меня на каждом шагу возникают такие случаи, значит, я не вправе делать вид, будто их не замечаю. Я так думаю, Бог хочет, чтобы я их замечал. Может, это единственный для меня шанс делать добрые дела в моей жизни. Когда на Страшном Суде будут взвешивать всё, содеянное каждым из нас, может, именно эти поступки мне и зачтутся.

— Лёшенька, они ведь тебя погубить могут, — неожиданно зашептала мать. — Для них, для купчин-то, правила неписаны! И напасть из-за угла могут, и отомстить коварно. На дуэли-то такие люди не вызывают!

— Знаете, маменька, а вот этого я вообще не боюсь. Коли Бог не попустит, так волос с головы моей не упадёт.

— Да что ты всё на Бога-то киваешь! Ты сам-то не плошай! Что ты делаешь-то! — почти закричала на сына мать, но тут неожиданно сурово её осадил отец:

— Слышь, Никифоровна, ты тут не выступай! Твой сын взрослый мужчина. И цену слову знает. Когда я на Крымскую войну отправлялся, ты у меня на стремени висела, позорище устроила! Все шли воевать и ни у кого жена такого не вытворяла. Перед людьми стыдно было! До сих пор в холодном поту просыпаюсь, ежели сцена эта приснится и вспоминаю, как Сашка Охлобыстин надо мной смеялся опосля! А я ничего, вернулся живой… И дырки в шкуре заросли. Здоровее только стал! Так что кончай тут свои бабские сантименты разводить! Сказала раз, сказала два, теперь всё, ша!

И затем совсем уже другим тоном, спокойно и буднично, он обратился к сыну:

— Вот что, Лёша, помощь тебе требуется? Бить, вязать, пороть и вообще…

— Нет, ничего не надо. Вот только возок назавтра.

— Понятно. Возок бери, без разговоров. Оружие у тебя есть?